Как это было: 1970 — Выброс радиации в городе Горьком

Радиоактивную воду просто сливали в Волгу…

Это произошло 18 января 1970 года на заводе «Красное Сормово» в городе Горьком.

На строящейся атомной подводной лодке К-329 произошел неконтролируемый пуск ядерного реактора, на котором в это время отсутствовали съемный лист защитного корпуса и блоки сухой биозащиты. Самопроизвольная цепная реакция продолжалась, буквально, 10 секунд. В момент аварии в цехе находились 156 человек. Общий выброс радиоактивных продуктов составил около 25 тыс. Ки (из них немалая часть попала непосредственно в цех). В ликвидации последствий аварии принимали участие 787 человек.

Трагедия произошла не где-нибудь в бескрайнем океанском просторе, а в городе миллионнике, прямо на стапеле сборочно-монтажного цеха завода «Красное Сормово».

Лишь в последние годы подробности этого инцидента стали достоянием общественности. Немалая заслуга в этом моего собеседника Александра Александровича Зайцева. Ему за 60. Но он энергичен, целеустремлен, всегда на людях. Именно Зайцев создал в Нижнем Новгороде общественное объединение «Январь-70», в которое вошли участники ликвидации аварии на атомной подводной лодке К-320.

— Было воскресенье, 18 января,- вспоминает Александр Александрович. — Я тогда работал в должности главного строителя в отделе строительства кораблей. Это технический руководитель, который ведет свое судно с закладки до спуска на воду и испытаний. Так вот, в тот день в цехе находились две подводные лодки: К-308, которая готовилась к спуску, и наша К-320, на которой должны были производиться испытания первого контура реактора. Мы все гордились своей субмариной. Она была седьмой по счету атомной подлодкой, создаваемой на «Красном Сормове», и первой в мире — с подводным стартом ракет.

Все шло в штатном режиме. Но случилось непредвиденное. 

Как выяснилось впоследствии, из-за халатности персонала и конструкторско-технологических недоработок, произошел несанкционированный запуск реактора. Он буквально мгновенно заработал на полную мощность. Не выдержали заглушки первого контура. Вырвало тяжеленную крышку люка подлодки. Она разбила стеклянный фонарь цеха на 60-метровой высоте. Мощный радиоактивный фонтан воды и пара окатил все вокруг, стоящую рядом подлодку К-308, стены, потолки и полы сборочного цеха. Ну и, конечно, людей. А их в это время находилось в помещении 156 человек.

Самопроизвольная цепная реакция длилась десять секунд. Котел раздулся, как пузырь, но, выбросив избыточное давление, к счастью, не взорвался. Зато общая зараженность цеха составила 75 тысяч кюри — огромная доза!…

Это сегодня, после горького опыта Чернобыля, мы с уважением и опаской относимся к радиации. А тогда…

Тогда, успокоившись и умывшись холодной водой, все разошлись по домам.

Лишь спустя сутки у людей стали собирать и сжигать находившуюся на них в тот день одежду и обувь… 

О серьезной радиоактивной аварии на «Красном Сормове» тут же сообщили зарубежные радиостанции. В Нижнем Новгороде (тогда г. Горький) о происшедшем не узнал никто. Так, прошел слушок, что нескольких рабочих-судостроителей обожгло паром из котла сухогруза, потому что официально сормовичи строили только баржи и сухогрузные самоходки, а не новейшие атомные подводные ракетоносцы.

Та самая подводная лодка «К-431» на отстое в бухте Павловского podlodka.su

 

Как же на самом деле дальше развивались события?

— Сутки после аварии,- продолжает свое повествование А. Зайцев, — нас не пускали в цех. Там работали дозиметристы. А 20 января пригласили на совещание. На нем присутствовали академик Александров, наш министр Бутома, директор завода Юрьев. Вел заседание академик Александров, творец этого реактора. Держал себя просто, говорил откровенно: «Ребята, случилась беда. Но вы же судостроители! Надо помочь быстро провести дезактивацию.

Мы должны с вами во что бы то ни стало вовремя сдать эту подлодку. Ведь год-то особенный…» Тот, 1970-й, действительно был особенным — годом 100-летия со дня рождения В.И. Ленина, и сормовичи искренне хотели отметить эту годовщину досрочной сдачей боевого корабля, порадовать защитников морских рубежей Родины. Но удивляло другое. Ведь к моменту происшествия на К-320 уже был сформирован флотский экипаж, и моряки могли поучаствовать в ликвидации последствий аварии и, в частности, дезактивацию сделать быстро и профессионально. Для этого у них были и специалисты, и средства. Но…

Руководство ВМФ запретило военным морякам даже близко подходить к загрязненной радиацией субмарине.

Потому-то и вынужден был уважаемый светило обращаться с просьбой к простым судостроителям, малярам, крановщикам, судовым уборщикам. Правда, он накануне сам лично вместе с Бутомой и Юрьевым побывал на месте «хлопка». Потом дозиметристы рассказывали, что снятая с них одежда «зашкаливала»… Словом, мужики не из робкого десятка. Сормовичи уважают таких. Потому и слушали с доверием.

— Прошу вас,- говорил Александров, помогите. Не скрываю, дело опасное. Я не медик, но с Курчатовым мы на практике замечали: если выпить немного перед началом, а после завершения — до полного… То будете живы. И денег дадим.

Такой разговор, по воспоминаниям Зайцева, вел академик с корабелами. И они ответили согласием. В первой группе добровольцев из 18 человек был и Александр Зайцев. Им была поставлена задача — расчистить проход к радиоактивной подлодке. Ну и, естественно, послужить примером для остальных.

— И сколько же вам платили? — интересуюсь я.

— По пятьдесят рублей на брата в день, — ответил Александр Александрович.

— Работали два дня по четыре часа. Считай, заработали по целой сотне. По тем временам это была существенная сумма. Ну и, конечно, спирта и закуски было вволю! Но, знаете, не ради этого шел я. Нет. Я любил свою работу. И на рисковое дело бросала молодость, романтика. Так уж воспитаны были.

Взволнованный откровенными словами собеседника, оценивая тогдашнюю ситуацию с позиций и ценностей сегодняшнего дня, продолжаю свое сумбурное, не совсем корректное интервью: — С помощью каких приборов и механизмов проводили вы дезактивацию?

— Механизмы такие: ведро, швабра и тряпка, — вздыхает Зайцев,- ими и мыли борта подлодки, стапели, полы и стены цеха. А дозиметристы потом за нами проверяли. Если не фонит, хорошо, а затрещит перемывай заново.

— И куда же всю смытую радиоактивную грязь девали?

— Известно куда, в Волгу, она, матушка, все принимала…

— А сколько в живых осталось из вашей первой добровольческой команды?

— Как в известной песне: «Нас оставалось только трое из восемнадцати ребят…» Да, только трое выжили… Сейчас я хорошо понимаю, почему погибло большинство.

Было так: нас одели в робу, на ноги — деревянные башмаки, на нос и рот — специальные повязки. Вошли мы первыми в огромный цех и замерли. Мертвая тишина. Силуэты гигантских подводных кораблей. Обстановка, прямо скажем, жуткая. В волнении большинство из нас закурили, сняв, естественно, повязки со рта и носа. Я же не курящий. Дышал через марлю. Это мы сейчас знаем, как смертельна попавшая в легкие радиоактивная пыль. Тогда об этом никто и не подумал…

Никто тогда не задумался и вот о чем: громадный сборочный цех был разделен тонкой перегородкой на две секции. В одной стояли на стапелях уже упомянутые две подлодки. Их после ядерного «хлопка» и окружающую территорию цеха начали дезактивировать. В другой же части цеха за перегородкой собиралась третья подводная лодка 671-го проекта, ракетно-торпедная.

Тут постоянно работали до полутора тысяч человек. Их труд не прекращался ни на день. Как-то само собой считалось, что тонкая кирпичная перегородка защитила судостроителей от проникновения радиации. А ведь все случилось под одной крышей. И обе половины цеха соединяли огромные ворота, общими были вентиляция и водоснабжение.

Печальное прозрение пришло скоро, как только люди стали умирать от лучевой болезни.

Но в те дни весь коллектив завода жил одной целью: в срок сдать ВМФ боевые корабли. Завершили дезактивацию, заменили аварийный реактор на новый. И сдали заказчику обе подлодки.

В тот же год Александр Зайцев почувствовал на себе последствия облучения. Лег в больницу. Врачи настойчиво посоветовали уйти с завода. Послушался. Но хватило ненадолго. Не мог без любимого дела. Вернулся опять на «Красное Сормово». Снова строил подлодки. Лично участвовал в сдаче шести из них — на базах в Североморске, на Балтийском и Черном морях.

Два с половиной десятилетия гриф строгой секретности лежал на событиях января 1970-го. О случившемся напоминали лишь участившиеся похороны причастных к ЧП людей.

Только к середине девяностых годов вновь возникли разговоры и дискуссии о пережитой беде. А повод к тому был серьезный.

— В это время, — говорил Александр Александрович, — в нашей стране появилась узаконенная категория людей с определенными льготами — ветераны подразделений особого риска. В нее были включены испытатели Тоцкого полигона, работники некоторых заводов Министерства обороны, на которых случались аварии ядерного характера. И я с удивлением как-то узнал, что этот статус получили и 14 военпредов завода «Красное Сормово». А должен сообщить, что впервые в нашем цехе они побывали лишь 18 февраля, то есть спустя месяц после «хлопка», когда вся радиационная опасность нами была уже устранена. К тому же двое из них получили за это и ордена!

Меня и всех участников событий это возмутило. Тогда-то и решили мы объединиться в общественную организацию «Январь-70» и бороться за восстановление справедливости, за то, чтобы положенные по закону льготы получили все, кто пострадал и активно участвовал в ликвидации аварии на атомной подлодке К-320. Нельзя с двойным стандартом подходить к подвигу людей! Военным присваивают статус ветеранов подразделений особого риска, а проявившим настоящий героизм и самопожертвование гражданским — нет. Это несправедливо!

Со свойственной ему настойчивостью Зайцев начал, как говорится, стучаться во все двери. Выступал в газетах, по телевидению. Бывал на приемах у местных и московских начальников. Справедливости ради следует отметить, что тревоги и заботы сормовича находили поддержку во всех властных инстанциях. Бывшие нижегородские губернаторы Немцов и Скляров всем ликвидаторам сормовской аварии присвоили звание «Ветеран труда» и обеспечили их бесплатным проездом на транспорте по территории области. Словом, сделали все, что в их компетенции.

Сумел однажды Александр Зайцев побывать в администрации президента. Там внимательно выслушали, обещали помочь.

Нашел дорогу настойчивый руководитель общественного объединения «Январь-70» и в Государственную думу второго созыва. И депутаты приняли решение восстановить справедливость по закону.

Борис Ельцин в последние дни своего правления наложил на него президентское вето.Какой-то чиновник дал ему справку о нехватке денег в казне на это. На роскошное содержание «гаранта» и его домочадцев огромные суммы в бюджете нашлись. На поддержку же ликвидаторов атомной аварии пожалели . Тогда нас, гражданских «атомщиков», было пять тысяч по всей России. Сейчас осталось в живых чуть более 1000… А из 750 сормовичей, принимавших участие в ликвидации последствий ЧП на подлодке К-320 и голыми руками собиравших радиоактивную пыль, в живых около 300 человек! И в основном это очень больные люди. По проекту закона им достается немного. Они получат право на 30-процентную надбавку к базовой пенсии, лечебное питание, санаторно-курортное лечение. И — бесплатное захоронение…

ВАЛЕРИЙ ОРЛОВ