Евгений Иванович Чазов — доктор медицинских наук, академик Российской академии наук и Российской академии медицинских наук, генеральный директор Российского кардиологического научно-производственного комплекса Министерства здравоохранения РФ. Известность и международное признание Евгению Ивановичу Чазову принесли его фундаментальные и клинические исследования в области сердечно-сосудистых заболеваний. Сегодня не все знают, что родился он в Нижнем Новгороде в 1929 году, любит и помнит родной город, Волгу и считает, что многое в его жизни произошло благодаря характеру, который формировался здесь.

Заехал я три года назад в Нижний Новгород на один день — заседание какое-то было. Утром приехал — вечером уехал. Остановился я в гостинице на Верхне-Волжской набережной. В свободную минутку пошел туда, где был наш дом. Там ничего уже не осталось, пожалуй, кроме Ковалихинских бань. Кругом многоэтажки. Грустно возвращаться в прошлое. У меня был пациент — Константин Симонов, поэт, у него есть хорошие стихи про возвращение… Я не сентиментальный человек, но и сегодня сердце сжимается при воспоминании о прошлом.

Нижний Новгород для меня очень многое значит. Это мое раннее детство. Два года, что я учился в 13-й школе, конечно, незабываемые. Восемь-девять лет, в это время ты становишься почти взрослым человеком. Я помню, когда шел в первый класс, меня мать одевала и долго думала: нужен мне галстук или нет. По-моему, пошел я все же с галстуком. В памяти осталась патриархальность Нижнего Новгорода. Сейчас он другой.

Довоенное время счастливое для меня. Тогда у всех был только один выходной день — воскресенье. Я знал, что утром встанем, мать обязательно приготовит очень вкусные пироги — в жизни я больше нигде не пробовал таких пирогов, быстро перекусим и пойдем в кино. Тогда было два кинотеатра, один из них — «Палас» на Большой Покровской. Потом Дом пионеров — я тогда очень хотел записаться в технический кружок.

Семья у меня была уникальная. Мать многое сделала в моей жизни, чтобы я стал врачом. Она сама из Сибири, во время Гражданской войны была в партизанах. За это белые приговорили ее к расстрелу. Повезло — была только ранена, случайно выжила — спас лесник. Он ее и выходил. Потом с братьями ушла в Красную Армию, встретила там отца. У меня была маленькая сестра. В раннем возрасте заболела дизентерией и за три дня погибла. Тогда-то мать сказала отцу, что оба демобилизуются из армии. А потом сказала, что идет в институт учиться на врача. Так почти в тридцать лет она поступила в Горьковский медицинский институт, закончила его и стала врачом.

Помню, как началась война. 22 июня. Каникулы. Я отдыхал за городом под Кстовом. Мы собрались пойти с ребятами в лес. Приехала мать часов в двенадцать, от нее мы узнали о том, что произошло. Она была военнообязанной, и вскоре ее назначили начальником военного госпиталя.

Я уезжал из Горького в 1941 году. Осень, октябрь, прорыв немцев под Москвой. Госпиталь на Мызе, где работала мама, должен был уехать ближе к фронту, к Москве. Она сказала, что не может меня оставить здесь и отправляет к своим родственникам на Северный Урал. Собрала — одела, дала котомочку. Мне было смешно, когда я узнал, что в дорогу она мне дает восемь пачек махорки. Дает и объясняет: деньги сейчас — ничто, а махорка везде нужна. Дорога длинная, подойдешь к водителю и скажешь: дядя, у меня махорка есть — отвези меня. Народ был прекрасный в то время. Самое главное, я и доехал до места, и махорку почти не израсходовал. Все встречные люди принимали меня как близкого и родного человека. Тяжелые годы войны оставили след не только в памяти, но и в характере.

Надо сказать, медицину я почувствовал раньше, чем школу. Запах медицинской карболки у меня остался на всю жизнь. Тогда же я понял, что такое врач. Летом мать выезжала работать в Тоншаево — на время отпуска заменяла местного врача. Ночь — за полночь, стук в окно — и мать убегает куда-то. А еще, когда мы вместе шли по сельской улице, все, кто встречался нам, кланялись: доктор, доброе утро! Я чувствовал, что она какой-то необыкновенный человек для них. Никогда не забуду, как один пьяный мужик прыгнул с поезда и порвал себе веко. И она ему пришивала его. Когда вышел он из кабинета, то уже все было нормально. Я нижегородец — вот видите, сколько я вам рассказал о своем детстве.

Я прожил удивительную жизнь, всегда всего добивался только своим трудом. В прошлом году я захотел на недельку пойти в отпуск, а в отделе кадров мне сообщили, что у меня отпуск еще за 92-й год.

Сама жизнь не давала передышки. Вот и сейчас — работа, больные, новые открытия, новые лекарства. У нас самый большой, уникальный в мире Центр — два института и завод. Интересно, я не могу жить без этого. Приятно, конечно, то, что ты сделал, признано во всем мире и применяется. Но это, я бы сказал, проза труда. Ученики — они тоже много работают, но они совсем другие. В последние годы меня смущает их страсть к деньгам. Деньги, деньги, деньги… Я понимаю, тяжело жить. Но нельзя это делать вопреки здравому смыслу, вопреки своему Я. Ученый, врач, в первую очередь должен думать о больном, о науке, о новом. И во-вторых — о деньгах. Когда распался Союз, у меня уехало в Америку — мы работали тогда с Америкой — 160 человек. Известные, выдающиеся ученые, лауреаты Ленинской и Государственной премий, профессора. Там они себя, на мой взгляд, не нашли. Там свои есть. Уехать со своей родины — на это надо было решиться.

Я виноват лишь перед своим семейством — меня дома не видели. Я все время работал. У меня две прекрасные дочери — они выросли без меня, стали медиками, профессорами. Кстати, время от времени читают лекции в Нижнем Новгороде. Когда они росли, я работал с утра до вечера. По существу, у меня не было семейного очага.
Когда я кончал институт, то мечтал о Васильсурске, где буду работать главным врачом больницы на Волге. У меня будет свой домик на берегу реки, пятеро детей, потом внуки, и я со своей супругой-нижегородкой, полненькой, миленькой, которая хорошо пироги готовит. Это была моя мечта, когда я заканчивал институт. А потом все закрутилось, и жизнь пошла такая — колесо, из которого я не мог выбраться. Вот и в министры здравоохранения в 1987 году я не хотел идти. Но меня никто и не спрашивал, хочу я или нет. Горбачев просто вызвал в Кремль и сказал, что с сегодняшнего дня я назначен министром здравоохранения Советского Союза. Я сказал, что согласен, но только на три года. Через три года, день в день, я ушел с этого поста и стал заниматься наукой.

В 90-е годы после развала страны было очень тяжелое для всех нас время. У 44% населения обнаруживались признаки депрессии, а у 23% это уже была болезнь, которую надо было лечить. Депрессия — это не только психическое состояние. Она отражается на сердце и других органах. И это один из основных факторов.

Что произошло за последние 15 лет — могу назвать цифры — на 82% повысилась смертность в возрасте от 20 до 25 лет. У нас никогда в жизни не было больных с инфарктом в 20 — 23 года. У нас лежит сейчас девушка 23 лет с тяжелейшим инфарктом миокарда — еле-еле вытащили…

Мы работаем, что-то потихонечку меняется. Но очень много зависит от социального фактора. Когда будет стабильность, молодежь не станет думать, что будет с ней через пять-шесть лет, а старики будут знать, что, получив деньги, они смогут прожить на них. Вот тогда будет все нормально. Думаю, такие времена настанут.

Вы спрашиваете, есть ли такой рецепт, который всем нам поможет в этой жизни? Есть. Семейный очаг, семейная поддержка, семейная обстановка. Она тоже лекарство. Мне страшно, когда матери выбрасывают своих детей. Очень много искусственно создается на телеэкране: проститутки, убийцы. Дружная семья, расслабляющая, успокаивающая атмосфера в доме, уют. Как когда то, звучит музыка, кто-то играет на гитаре, на гармошке. И пироги. Это не так дорого, но сколько пользы от всего этого для здоровья. Надо осознавать, что это счастье, создавать вместе благоприятную психологическую обстановку. Спортзалы, дома творчества для детей, и не за деньги. Главное для всех нас сегодня — сохранить спокойствие, не терять активность.

Я желаю моим дорогим нижегородцам радости, успехов, здоровья, чтобы у них все было хорошо.